Примерно 15 лет я почти ничего не знал про Юру Петряева, хотя мы вместе работали, а последние семь лет каждый четверг играли в преферанс. Он ничего не рассказывал о себе, а на прямые вопросы отвечал односложно или туманно -- явно не хотел формировать о себе никакого мнения. У него вообще было странное присутствие -- такое слегка прозрачное, как будто он нарисован на стекле.

Я не знал почти ничего про Юру, и тем не менее я его знал. Он вдруг предлагал послушать музыку, которой именно в этот момент не хватало. Или выдавал неожиданную игру слов -- всегда так, будто говорил сам с собой, а ты случайно подслушал. Он был хорошим преферансистом, но иногда как будто нарочно игнорировал стандартные схемы игры, чтобы посмотреть, что получится. Это могло бы раздражать -- но почему-то не раздражало.

Маленький, растрепанный, с ясными, как лед, глазами, он был этаким слегка неуклюжим друидом, носителем какой-то забытой устной культуры. Ну или домовым, который придумывает шалости, но из уважения к окружающим не осуществляет.

Много лет Юра верстал ежедневную газету. Это скучная техническая работа, которая в ком угодно могла бы убить все живое. Он делал ее без лишнего отчаяния и с осторожностью, как будто "Ведомости" -- дерево, в котором у него дупло.

Юра писал стихи. В них он не был нарисован на стекле, не играл словами, а заставлял их делать всякие серьезные вещи -- ну или прыгать во все стороны на шутовской манер. В них он осуществлял шалости, которые придумывал. В них было меньше осторожности и больше последовательности, чем в его карточной игре. В них он вылетал из дупла, и было видно, какой у него размах крыльев.

Ну конечно, он их не публиковал. Не потому что сомневался в них -- я знаю, что не сомневался. Просто если бы он их публиковал, он бы материализовался как какой-то другой человек. Про него узнали бы что-то лишнее.

А так даже я ничего лишнего не знал, хотя работали вместе, играли в преферанс и все такое прочее. Стихи ведь как бы и не существуют, когда их не публикуют, не суют тебе и всем под нос. Фейсбук не считается.

Ну, а теперь я уже не могу притворяться, что не знал лишнего. При всей прозрачности Юриного присутствия после него осталась неожиданно большая дыра, которая почему-то не сжимается. Мы не обсуждали замену за преферансным столом. И стихи -- я все время их перечитываю.

Леонид Бершидский